И когда я очнулся один, как пес, на своем шелудивом диване, когда преодолел тяжесть в руках и ногах, когда дополз до кухни и напился, лакая из-под крана беловатой хлорной воды, ― тогда я и понял, что нынче же умру от стыда и грязи, если не доберусь до отца Леонида, не подставлюсь под прощающее благословение его большой белой руки, не выскажу всего, что накопилось за мое последнее горькое времечко.
